Мне долго не хотелось встревать в этот разговор, напротив: я искренне надеялась, что сама конфронтация как-то рассосется и сгладятся острые углы, а то и вообще отпадет повод разговор печальный вести: Светлану Бахмину освободят. И долго пыталась решить для себя: является ли мнение одноклассницы Светланы Ольги Калашниковой частным мнением, которое надо не оспаривать, а знать и принимать к сведенью, либо всё же позицией, которая разделяется рядом людей и имеет право быть оспоренной. После отзыва Ольги Калашниковой на статью Зои Световой в ЕЖ, которая в свою очередь была откликом на статью Ольги Калашниковой в «Новой Газете» я склонилась всё же ко второму варианту. Я хотела бы «изнутри» несимпатичной маргинальной, на взгляд Ольги, группы людей, которым «всё равно, за что митинговать», пояснить некоторые вещи.
Но когда недовольство выплеснулось вновь, мне вдруг показалось: а ведь меня разводят. Спор — не о том. Не о «не навреди». Предмет разногласий просто в том, что Ольге не нравятся некоторые люди, которые тоже, без Ольгиной санкции, одобрения их участия, испытывают боль по поводу Светланы и выступают в ее защиту. Плохи не их методы — они сами, люди эти, для Ольги нехороши. Есть те, полагает Ольга, которым Бахмину защищать можно. Они успешны, быть может, хорошо одеты, известны, их имена Ольга даже на письме употребляет с соответствующим случаю придыханием. Есть другие: неизвестные, возможно, не слишком хорошо одетые, готовые часы проводить на улице с плакатиками, и им всё равно, что на этих плакатиках написано. И эти люди компрометируют идею защиты Светланы своими, возможно, не слишком чистыми, на взгляд Ольги, руками. И физиономиями своими портят гламур защиты.
Ольга говорит: вот если б акции проводила б пиар-служба ЮКОСа — всё было бы куда лучше. Быть может. Но они — не проводят. Потому что и впрямь они ничего и никогда не могут, не умеют проводить без денег. Это я говорю, зная людей из этой службы. Но дело не в этом — главное, что не проводят, и неважно, по каким причинам. Проводим действительно мы, без денег и за свои деньги.
Вот когда подписываются обожаемые ВИПы — это хорошо. Аж жена писателя или режиссера бегает и собирает подписи. А мы — «примазываемся» и «пиаримся». Мне не очень нравятся эти темы, они для меня оскорбительны. Я не понимаю, почему когда подписи бегает и собирает вот эта конкретная чья-то жена, — это хорошо и милосердно, а когда их же бегает и собирает Сергей Давидис, социолог и юрист, — это он примазывается. И почему когда наши девушки, тоже чьи-то жены или не жены, после работы бегут в администрацию отдавать новые стопки собранных подписей, — это они пиарятся.
Мне хотелось бы понять вот про этот самый гневно осуждаемый Ольгой PR, вовсю якобы делаемый правозащитниками — это что такое? Это, надо думать, когда к каждому сданному подписному листу я прикладываю ярлычок с надписью «вот эти подписи собрала для Светланы я, член Союза Писателей РФ, выпускница юрфака МГУ, выпускница литинститута такая-то, не забудьте рассказать об этом по телевизору»? Или так: «Союз солидарности с политзаключенными помогал собрать подписи под обращением творческой интеллигенции, без нас бы ничего не вышло, ооооо, супергерои, мы круче всех писателей»? В чем смысл обвинений в самопиаре? Ольга, я вынуждена в таком случае сказать: но вы пиаритесь больше, чем я или мы. Хотя бы потому, что я хорошо знаю вашу фамилию, она стоИт под статьей в газете, а вот мою вам придется поискать. Ну да, это мы таскаем подписи, надписываем конверты, отправляем поздравления на открытках, купленных на наши деньги, подаем заявки на акции, подбираем для акций музыку, следим, чтоб с трибуны не прозвучала глупость или резкость (и, кстати, просим соблюдать ваши же пожелания). И не орем своих фамилий с грузовика.
Поймите правильно: мы называемся какой-то организацией для удобства и поддержки сайта. Мы — не организация в правильном значении этого слова, мы — просто группа единомышленников: менеджеров, студентов, юристов, журналистов. В слове «правозащитники» вам слышится что-то нехорошее? (Мне, кстати, тоже слышалось не так давно). Но слышится ли вам что-то нехорошее в требованиях милосердия и справедливости? А, по-вашему, мы хотим чего-то еще?
Чего именно? Славы? Денег? Если вы думаете так, то вы ошибаетесь. Мы достаточно успешны на разных, но других поприщах. От вас мы отличаемся тем, что вы хотите справедливости и милосердия лишь для Светланы, лично ее зная, — мы же, как умеем, пытаемся облегчить бремя и других. Вообще странно… Кампании в помощь сиротам, больным раком — считаются делом пристойным и достойным. Ваша тревога и забота о Светлане — чиста и светла. Наша — каким-то непонятным образом сомнительна и запачкана. Я думаю, что вы вновь ответите, что речь лишь о тоне, а я — не поверю. Слишком много у вас брезгливости и недоброжелательности к тем, кто на ваш взгляд защищает «не в формате». Не стану повторять сказанное Световой о «городских сумасшедших», но хотела бы в их защиту сказать: а ведь многие завсегдатаи улиц с «плакатиками» по сути не неудачники по жизни, а те, кто остро чувствует чужую боль и несправедливость. Вы чувствуете ее по поводу Светланы. А у них этих оголенных нервов просто больше. Как, возможно, и у меня. Поэтому вы сидите и страдаете, что неправильно защищают Светлану, я сижу и вместо книг, за которые мне хоть деньги платили, сижу и пишу бесконечные жалобы на пытки и похищения по стране, а они, не будучи юристами и писателями, стоят с плакатиками на улицах. Да, как умеют. Но не за деньги, а с надеждой. Не надо бросать в них камень.
Но ведь не только они? Подписанты обращения в защиту Светланы. Те, чьи многочисленные подписи радовали нас, дарили нам надежду. Те из них, что решили, что просто подписи — недостаточно. Это ж они приходят в митинги и пикеты с нарисованными собственноручно плакатами, они на холоде отстаивают часы, они отнимают время у своих детей, плача о детях Светланы. Им-то, вот этим участникам, ваше недовольство за что? Расписались — и спасибо, свободны? Но они ж не безликие подписи, они люди — со своими характерами, мыслями, и если они дозрели до той, что виноват в судьбе Светланы всё же режим — то они, в общем-то, и правы, разве нет? Кто ее в тюрьме-то держит? Это слишком простая мысль, чтоб в подстрекательстве к ней можно было обвинить правозащитников. И, поверьте, мне не кажется, что эти люди вскоре свергнут режим, а президентом России тотчас на волне гнева изберут меня. У меня нет такой цели. Но если люди почувствовали боль, выражают протест и сами хотят проявлять солидарность — разве это не ценно само по себе? Люди — не объект одноразового использования — на одну подпись. Но для вас почему-то они, решив сделать чуть больше, уже автоматом переходят в стан «правозащитников». Это нехорошо, неправильно.
Мне кажется излишним и бессмысленным после вашей дискуссии со Световой обсуждать, вред приносят митинги или пользу. Аналогично: требования или просьбы в ситуации со Светланой эффективней. Мне кажется, все согласились в том, что мы не можем этого знать. Мне куда менее нравится ваш вечный рефрен: кто-то будет виноват. Если не отпустят, если что-то, не приведи Всевышний случится, если… Давайте не искать заранее виноватого, страхуя себя от этого ярлыка. Вам не следует думать, будто мы абсолютно безответственны. Мы думаем и ответственность на себя принимаем. Перед своей совестью, потому что она есть не только у вас. И у меня есть двое детей, и уровень моих способностей к рефлексии и экстраполяции достаточно высок, чтоб представить, что будет с ними, если они останутся без матери. И поверьте, я не прощу себе, если у меня будут основания полагать, что Светлана просидит лишний день из-за того, что в каком-то из изготовленный мною плакатов я пропустила запятую.
Ольга говорит: если Светлану освободят, правозащитники запишут это себе в актив, станут говорить: мол, это мы освободили ее своими митингами. Да, Ольга, запишут. Каждый, поставивший подпись, остоявший час на морозе, перепостивший сообщения о Светлане, — запишет себе это в актив. И, возможно, далее использует это в своих целях. И будет черпать из этой победы новые силы — для освобождения Зары Муртазалиевой, Айгуль Махмутовой, Василия Алексаняна, еще десятков людей, о которых вы не знаете и которые, возможно, безразличны вам, но небезразличны нам. Но скажите — что в этом плохого? Какой вред принесет это Светлане? Если она действительно будет освобождена, чего мы сейчас так хотим? Вот в этом месте я окончательно перестаю вас понимать.
И еще вы сказали: спросите, мол, у ВИП-ов у самих, зачем подписали они это обращение. Я могу спросить Людмилу Улицкую, хорошую подругу моей мамы, зачем она его подписала. Как подписывала и составляла тексты обращений против насилия, скажем, на Северном Кавказе. Могу спросить и Виктора Шендеровича, вместе с которым не раз мы проводили концерты и митинги. Могу, но не хочу, поскольку они, я знаю, очень удивятся этому вопросу, тем более — от меня. Они как раз не люди одной темы и не игроки одной ноты, они чувствовали боль и несправедливость тогда, как чувствуют ее сейчас. Может, это и есть залог их таланта: чувствовать чужую боль и творить сострадание личным действием. И еще они умеют просто стоять рядом со своими соотечественниками, когда это нужно. Не испытывая такого количества антипатий, не пихая недовольно локтем в бок неполюбившегося единомышленника, не раздумывая над тем, не урвал ли кто у них кусок славы. (Надеюсь, я не испортила этой информацией к размышлению ваше мнение о них?)
А у вас не очень выходит, к сожалению. Во многом ваши нелестные слова в наш адрес оправдывает ваша тревога за судьбу подруги, но, быть может, не так уж обязательны эти постоянные выпады в наш адрес? Замените их конструктивными советами, в которых не будет место домыслам и неприязни, — и, возможно, мы сделаем больше и лучше. Надеюсь, что не была излишне резка, я старалась.
Анна Каретникова